P. S. Если орган, в котором будет напечатан этот фельетон, опубликует мое второе преступление с газетой и полиция явится ко мне за штрафом — я запишу этот штраф на счет редакции. Записать?
Нет на свете человека деликатнее и воспитаннее чеха…
Он ласков. Он заботлив. Он внимателен. Невозмутим. Всегда прекрасное расположение духа. Исключительно любит нас, русских.
Я никогда не видел, чтобы чех в обществе вышел из себя. А для меня нет ничего приятнее, как взвалить на свои плечи самую трудную задачу в мире… Поэтому я решил вывести чеха из себя…
Трое чехов и я — мы сидели в углу ресторана и дружелюбно попивали пиво.
Я подстерег паузу, обвел компанию хитрыми глазами и неожиданно сказал:
— Мне ваше правительство не нравится. Будь я на месте чеха — я бы съязвил:
— Зато у вас, у русских, хорошее правительство! Вместо этого чех кротко возразил:
— Видите ли, у нас правительство еще молодое. В будущем оно сделается старше, опытнее и, вероятно, не будет делать тех ошибок, которые вы имеете в виду.
— И Прага мне ваша не нравится, — сказал я, втайне приготовив руку для защиты на случай удара по голове со стороны соседа.
— А мне кажется — город красивый, — деликатно возразил мой сосед.
— Что толку, что красивый! Трубочист! Если трубочист, покрытый сажей, будет Аполлоном Бельведерским — все равно сквозь слой сажи красоты не видно.
— Прага — старый город.
— И напрасно. Надо бы помоложе. И потом, господа! Как вам не стыдно? Как можно на спящего человека наваливать 5 пудов?!
— Кто на вас навалил 5 пудов?! — испугался мой сосед с другой стороны.
— Помилуйте! А перины, которыми вы накрываетесь?! Внизу перина, сверху перина; получается огромный пирог, в котором тоненькая прослойка фарша, — полураздавленный плоский человек. Мне всегда снится, что на меня обрушился глетчер и засыпал меня миллионом пудов снегу!.. Это не постель, а обвал в горах! Утром горничная долго должна искать маленькое сморщенное задохшееся существо, чтобы с помощью массажа и искусственного дыхания пробудить его к жизни!..
— Зимой под периной теплее, — робко возразил чех. — Впрочем, действительно, с непривычки, может быть, неприятно…
— Неприятно!.. Это даже неэстетично!! Вообразите молодую, хорошо сложенную женщину под этой горой! Каковы получаются у нее контуры? А? А как у вас подают водку в ресторане? Вы видели хоть одного кельнера, который, несмотря на все ваши мольбы, подал бы вам водку перед обедом?! Он всегда норовит притащить водку к сладкому!! Это разве порядок?!
— Это, вероятно, потому, что наш национальный напиток — пиво…
Я кричал, жестикулировал, выдумывал самые тяжелые вещи — чехи были неизменно вежливы, кротки и безмятежны. Я головой бился об эту каменную стену деликатности, я охрип и, наконец, не найдя больше других недостатков, ворчливо сказал:
— И потом мне совершенно не нравятся ваши…
Я боюсь даже написать произнесенное мною слово, потому что — едва это слово прозвучало — с моими компаньонами произошла разительная, волшебная перемена… Лица их налились кровью, глаза засверкали негодованием, и мужественные кулаки, как молоты, застучали по безвинному столу:
— Вы у нас в Чехии гость! — загремели голоса. — И поэтому невежливо говорить в Чехии такие вещи! Если вам не нравится — уезжайте к себе в Россию!
Господи! За что они так на меня напали? Ведь я только сказал, что мне не нравится такая простая вещь, как…
Нет… страшно. Лучше я напишу это слово завтра.
«Кнедлики»!!!!!
Вот то слово, которое привело в возмущение и ярость моих друзей-чехов…
— Позвольте, господа, — оправдывался я. — Ну, что в них хорошего? Что такое — кнедлики?! Это вареный, тяжелый, как свинец, хлеб, который кирпичом ложится в желудке. Ведь если я буду есть кнедлики каждый день — у меня в желудке будет кирпичный дом!
— У вас не в желудке кирпич, — кричал мой сосед по столу, — а в сердце у вас кирпич! Да ели ли вы когда-нибудь настоящие кнедлики?!
А другой чех — самый деликатный — сказал:
— Я и забыл, что мне нужно домой…
— Позвольте! — забеспокоился я. — Вы же говорили, что у вас свободный вечер…
— Да, но я не думал, что он так печально кончится.
— Пойду и я, — встал другой.
— И я!!
Я остался в грустном одиночестве…
— Ничего не поделаешь — придется обедать одному. Кельнер, дайте обед!
На первое мне дали суп с кнедликом; на второе — «вепшово печенье» с кнедликом; на десерт — кнедлик с яблоком внутри. Смотрел я на эти три невинные штучки, лежащие передо мною нетронутыми, и думал:
— Неужели такой пустяк может повести к международным осложнениям и к разрыву дипломатических сношений?..
Забыл сказать: потребованную мною к предобеденной закуске водку кельнер подал вместе с кофе…
Побрел я грустно домой, разделся и подполз под перину… Может быть, здесь людская ненависть не отыщет меня!
Все живущие в Праге хорошо знают, как трудно добыть в этом прекрасном городе даже непрекрасную комнату…
Бесквартирные квартиранты бьются и разбиваются о занятые уже квартиры, как слабая волна о несокрушимый каменный утес.
Любя своих читателей по-христиански, — я хочу дать им очень полезный совет:
«Как добыть себе комнату»!
Наметив себе владельца уютной комнатки, очень ревнивого и имеющего хорошенькую жену, вы садитесь за стол и пишете жене и мужу два совершенно различных письма…