Никогда им не понять близорукого человека!.. Несчастные мы!
…На берегу реки у взморья собралась кучка каких-то людей. Все прикладывают к глазам ладони щитком и напряженно всматриваются вдаль.
— Ой, рыба, — горячо говорит один.
— Ой, нет, — бойко возражает другой.
— Ах ты, господи! Да я ее лицо вижу так же хорошо, как ваше.
— Где же это вы у рыбы лицо нашли?
— А что же у рыбы?
— Морда.
— Мерси. Ну, все равно, морду вижу. И прямо на нас плывет. Поймать можно. Как к самому берегу причалит — так ее и бери руками.
— Серьезно? И скажите вы мне: можно различить ее породу или не видно?..
— Я так думаю — это не иначе, как большой сом.
— Что вы говорите? А почем нынче сомовина?
— А по рублю с четвертаком.
— И можете вы приблизительно определить, сколько в ней весу?
— В рыбе-то? Пятнадцать пудов.
— Это, значит, по оптовой выйдет рублей пятьсот на круг!
Голос сзади:
— Беру.
— Что вы берете?
— Весь, кругом. По восемьдесят фунт. Без хвоста и жабр.
— Даю по девяносто с хвостом. Голос сбоку:
— Беру восемьдесят пять без хвоста.
— Губа не дура! Господа!! Даю девяносто без хвоста.
— Послушайте, Чавкин… Зачем вы играете на повышение? Это же недобросовестно.
— А что?.. Коммерция есть коммерция… Я ее в холодильнике выдержу, а потом по полтора на рынок выброшу.
— Вас самого выбросить нужно за такие штуки. Даю восемьдесят шесть.
— С хвостом?
— При чем тут хвост? Ну, пусть будет такой хвост: восемьдесят и шесть копеек, как хвост.
— Беру девяносто восемь.
— Даю.
— Что? Что вы даете? Это ваша рыба? Она уже у вас на руках? Вы ее поймайте раньше.
— И поймаю. Большая важность! Главное, твердую цену на нее установить, а поймать — плевое дело.
— Да позвольте, господа… Рыба ли это? Вот оно ближе подплывает, и как будто бы это не рыба.
— А пропустите вперед, я взгляну… Ну, конечно! Какой это дурак сказал, что плывет рыба? Бревно! Самое обыкновенное бревно.
— Беру.
— Что вы берете?
— Вот это… Обыкновенное десятидюймовое бревно. Вы даете?
— Ну, хорошо. Даю. По восьми с полтиной.
— Беру по семи.
— Отлипните. А вы, молодой человек, что предлагаете?
— Я… по восьми… даю… Франко — склад.
— Ловкий вы какой. Теперь отсюда доставка не меньше пяти рублей. Даю девять, франко — склад.
— Умный вы, молодой человек, а дурак. Даю восемь без доставки.
— Беру.
— Опять вы повышаете?
— Что значит повышаю?! Я тут же по девяти с полтиной продам. Идете в долю? Господа, хорошее сухое бревно — даю по девяти с полтиной!
— Как вы говорите — сухое, когда оно по воде плывет?
— Внутренняя сухость. А наружно его полотенцем вытрешь, вот и все. Так берете?
— Беру.
— Даю.
— Слушай, зачем ты ему отдал?
— Чудак, я сейчас начну играть на понижение. Уроню до пяти рублей, а потом куплю.
— Вы даете?
— Что?! По морде я вам дать могу!! Какое это бревно? Откуда это бревно? Разве на бревне волосы бывают? И разве на бревне ноги торчат? Черти! Утопленником торгуют.
— А ведь верно — это человек.
— И, кажется, прилично одет.
— Беру!
— Что берете?
— Костюм.
— Даю за тридцать.
— Беру без сапог пятнадцать.
— Даю двадцать пять.
— Опять повышаешь? Чавкин, что это за ажиотаж?
— Беру костюм и сапоги за сорок пять.
— Сделано. Господа! Даю чистый вес без упаковки — десять рублей!
— Чистый вес? А куда он? Суп из него сваришь, что ли?
— …Позвольте! Как же вы мне предлагаете костюм, когда он плывет и руками размахивает?
— Кто, костюм?
— Не костюм, а то, что внутри. Это уже наглость! На живом человеке костюм — разве это спекуляция?
— Подплывает!
— Черта с два. Захлебывается. Помогите же ему! Вытащите его!
— Зачем его вытаскивать? Что это — рыба или бревно?
— Дураки вы, дураки. А может быть, если его вытащить, — ему можно будет спустить десяточек бугульминских? Бумага камнем лежит, а он с угару, пожалуй, не разберет.
— А верно!
Один из толпы бросается в воду и, рассекая волны руками, бодро кричит:
— Слушайте, как вас… утопающий! Даю пятьдесят бугульминских по семидесяти. Берете?
— Подавитесь ими, — хрипит, захлебываясь, утопающий. — У меня у самого сто, как свинец, осели.
— Свой, — разочарованно вздыхает спаситель и поворачивает к берегу.
В ясное летнее утро уселся я в экипаж, который должен был доставить меня в Евпаторию.
Кроме меня места в экипаже были заняты: 1) прехорошенькой жизнерадостной белокурой дамой, в которую я, после двадцатиминутной внутренней безмолвной, но ожесточенной борьбы с самим собой, — тихо влюбился; 2) молодым развязным господином чрезвычайно активного вида.
Моя мужественная борьба с самим собой продолжалась все-таки 20 минут, а этот молодой человек безо всякой борьбы, в первые же две-три минуты всем своим поведением показал, что отныне единственная цель, единственное устремление его жизни — белокурая дама, — и ни на что другое он не согласен.
Тут-то и вышло между нами состязание, которое так блистательно завершилось битвой на аэроплане.
Надо сказать, что вообще женщины — прехитрое, проклятое бабье, и почти всю жизнь они устраивают свои делишки по принципу аукционного зала.
Предположим, существует в природе металлическая резная ваза для визитных карточек. Никому в мире она не нужна, и ни одному человеку в подлунной не пришла бы в голову малая мысль зайти в магазин и купить ее.