Том 6. Отдых на крапиве - Страница 89

К оглавлению

89
* * *

Кириллов молчал, о чем-то задумавшись, потом спросил странным дрогнувшим голосом:

— Значит, по-твоему, отбить у лучшего приятеля его законную жену — это ничего?

— А что делать, братуха! Нынче всяк сам за себя. Кириллов неожиданно вскочил и, схватив руку Раскатова, горячо пожал ее.

— Спасибо, дружище!! Если бы ты знал, если бы только мог подозревать, как ты облегчил мою совесть!!..

Раскатов очень удивился.

— А что… такое? Что ты хочешь сказать?

— О, Раскатов! Если бы ты знал, как я терзался последнее время. Как мне было трудно, невыносимо трудно и тяжело — глядеть тебе прямо в глаза… Но твое признание, конечно, сняло камень с моей души.

— Экую ерунду человек мелет! Да что случилось-то? Голос Кириллова звучал вдохновенно, почти экстазно:

— Слушай, Раскатов! Какое счастье, что я теперь могу тебе признаться во всем! Знай же, о, Раскатов, что я сделал по отношению к тебе такой же поступок, как ты — по отношению к Лимонову.

Раскатов застыл на месте, протянул вперед руки, будто защищаясь.

— Ты… ты… Стой! — беззвучно зашептал он дрожащими белыми губами. — Не хочешь ли ты сказать, что моя жена, Катя…

— Да!! Каюсь. Подошел такой момент, подхватил вихрь и закрутил! Она ведь у тебя красавица…

Раскатов застонал как раненый зверь и бессильно опустился на диван.

— И ты… ты мог так поступить со мной?!! Со своим лучшим другом?

— Да ведь ты же поступил так с Лимоновым…

— Э, «Лимонов, Лимонов»… Сейчас мы обо мне говорим, а не о Лимонове!! Боже мой, Боже, какая подлость…

— Почему?.. — хладнокровно спросил Кириллов. — Ведь ты же давеча радовался своей победе — дай же и мне порадоваться.

— Будь ты проклят!! Ты разбил мою семейную жизнь…

— Брось! Тургеневская розовая водица.

— И ты еще смеешься, ты — мой близкий друг!!

— Розовые барашки на зеленой травке. Жизнь, брат, жестокая вещь. Нынче такое время, что хватай, если в руки плывет. Твоя же, брат, философия.

Раскатов вдруг поднялся с дивана; его розовое упитанное лицо исказилось и посерело…

С трудом выдавливая из себя слова, будто глотая застрявший в горле комок, он прохрипел:

— Ну, так слушай же ты!.. «Друг!» Я тебе все это выдумал, насчет Ольги Михайловны Лимоновой. Ничего между нами не было!! Просто я хотел похвастать лишней победой. Она для меня так же неприкосновенная, как и для тебя. Ну? Что ты теперь скажешь?!

Он с трудом проглотил бешеную слюну, давившую его.

Лицо Кириллова просияло, и он, подскочив к Раскатову, принялся энергично, благодарно трясти его за руки…

— Ты… Говоришь правду?! Ничего между вами не было?! Слава Богу, слава Богу!!..

— Да… — угрюмо покачал головой Раскатов. — Между мною и мадам Лимоновой ничего не было! Сознаюсь! Солгал. Но — ты?! Ты? Вползти в мой дом, как змея, вскружить жене голову, обмануть мое доверие…

Кириллов рассмеялся лучезарно и весело и обнял Раскатова за плечи:

— Да ведь и между мной и твоей женой ничего не было!!.. Клянусь тебе. Просто я хотел наказать тебя за твою подлость по отношению к Лимонову. И сочинил насчет Катерины Георгиевны — да простит она мне эту гнусность!

На лице Раскатова снова появился яркий живой румянец, сразу окрасивший его осунувшееся лицо.

— О? Правда? — радостно заторопился он. — Серьезно? Серьезно между тобой и Катей ничего не было? Ты можешь в этом поклясться?!

— Матерью своею клянусь, — серьезно и честно сказал Кириллов, открыто глядя в глаза гостю.

Гость совсем расцвел, и розы снова заиграли на его щеках и губах. Так восходящее солнце окрашивает мгновенно серый пейзаж, дремавший до того во мраке. Он минуты две глядел на хозяина, потом уголки его губ дрогнули и он закатился таким смехом, что должен был, склонившись, опереться о спинку кресла…

— Что? Что с тобой?! — даже испугался хозяин.

— Да ведь… О-ой, не могу. Да ведь… я тебе опять соврал — насчет жены Лимонова. Было, голубчик, все было!! Я просто хотел испытать тебя — ох, не могу, сдохну от смеха — испытать тебя насчет своей жены, Кати!!.. А раз у меня дома все в порядке — вот же тебе! Пили мы вино с Лимонихой!! И целовались мы с Лимонихой!! И вообще. А ты мне клятву дал! Ишь, плутишка. Хотел своего друга напугать.

От его былой тревоги и страдания не осталось и следа. Лицо сияло, и глаза сверкали победно-торжествующе.

— Знаешь что?.. — брезгливо сказал Кириллов, — уходи! Ты мне мешаешь работать со своими глупостями. Проваливай-ка.

— Ой, уйду! Уйду, милый… Насмешил ты меня.

И, схватив шляпу, он покровительственно потрепал хозяина по плечу — и вышел.

* * *

Оставшись один, Кириллов прислушался к звуку хлопнувшей парадной двери и снял телефонную трубку.

— Девяносто два — четырнадцать! Квартира Раскатовых? Это вы, Катерина Георгиевна? Да, я, Кириллов! В прошлую среду вы сказали мне, что будете моей только в том случае, если муж вам изменит. Он вам изменил. А? Да. Сейчас был у меня, рассказывал. Ну… Я думаю — подробности лично? Приезжайте! Жду.

И трубка, повешенная на рычаг, звякнула — будто поставила точку, на этом проявлении Высшей Справедливости.

Мальчик Казя

Вечер был, сверкали звезды,

Проливая кроткий свет;

Шел по улице малютка,

А малютке — двадцать лет.

· · · · · ·

Бог и в поле птичку кормит,

Всем тепло и свет дает —

В двадцать лет малютка тоже

Никогда не пропадет.

В. Горянский

Некоторая аналогия Кази Кшечковского с рождественским замерзающим мальчиком дает возможность автору пренебречь даже такими, казалось бы, важными противоречиями, как те, что: 1) Мальчику Казе было уже 26 лет… 2) Дело происходило не под Рождество, а в июне месяце… 3) Стоял не 20-градусный мороз, а, наоборот, 28-градусная жара.

89