Просто я, как добросовестный околоточный, протокол написал…
Новый учитель вошел в класс и, ласково поклонившись ученикам, сказал:
— Здравствуйте, дети!
— Здравствуйте, товарищ учитель!
— Все ли в сборе?
— А черт его знает!
— То есть, как это так?!
— А так. Что мы, за хвост будем ловить всякого, кто не пришел?
— А все-таки?
— Ну вот, например, Евдокимова Андрея нет, Перешло хина Егора…
— Что ж они… заболели?
— Евдокимов пошел на Сенную, батькин галстук и манжеты загонять, а Переплюхин женится нынче.
— Как женится? Вы шутите!
— Один такой шутил, — так его на мушку взяли.
— Но все-таки! Мальчишке четырнадцать лет, и в такие годы связывать себя на всю жизнь…
— Бросьте, товарищ, волноваться: печёнка лопнет. Кой там черт на всю жизнь! Он обещал мне через неделю с ней развестись. Он, товарищ учитель, из-за интересу женится. По расчету: у невесты есть полфунта жиров и две банки сгущенного молока. Отберет, слопает и разведется.
Новый учитель вздохнул, свеся голову, и сказал:
— Итак, займемся мы сейчас…
Дятлов Степан подошел к нему с таинственным видом и шепнул:
— Есть комбинация!
— То есть?
— Отпустите меня сейчас — я вам раза нюхнуть дам…
— С ума ты сошел! Что это значит «нюхнуть»?
— Кокаинчику…
— Пошел на место, скверный мальчишка. Если тебе нужно по делу, я тебя и так отпущу. А подкупать меня этой дрянью!!..
— Да мне по делу и нужно: одно свиданьице. То есть такая девчонка, товарищ учитель, — огонь! Препикантное созданье. Хотите, потом познакомлю?
— Пошел вон на место!
— Ну, последний разговор: три понюшки хотите? Да другой бы зубами уцепился…
— Садись. Итак, господа, сейчас мы займемся Гоголем…
— Гоголь-моголь! Неужто устроите? Вот это по-товарищески!
Взоры алчно засверкали, языки облизнули губы и все сдвинулись ближе.
— Гоголь! Это писатель такой.
Взоры у всех потухли, и руки вяло опустились.
— Подумаешь, важное кушанье. Знал бы, сразу дёру дал!
— Итак, Гоголь: «Мертвые души».
— Ловко! Кто ж это их угробил?
— Никто. Это умершие крестьяне…
— Так-с. Разрешили, значит, продовольственный вопросец. Ну, жарьте дальше.
— «В ворота гостиницы губернского города N въехала довольно красивая рессорная бричка, в какой ездят…»
— Комиссары, — подсказал Дятлов.
— Ничего не комиссары, — усмехнулся учитель. — Это был помещик Чичиков.
— Агент Антанты, — догадался кто-то сзади.
— «Наружный фасад гостиницы отвечал ее внутренности…»
— Понимаем-с. Губчека помещалась!
— При чем тут — Губчека? — нетерпеливо поморщился учитель… — «За Чичиковым внесли его пожитки: прежде всего чемодан из белой кожи… („Миллионов десять стоит!“ — вздохнул кто-то сзади). Вслед за чемоданом внесен был ларчик красного дерева, сапожные колодки… („Знаем мы, для чего эти колодки! При допросах пальцы завинчивают…“)… и завернутая в синюю бумагу жареная курица».
Все вдруг зашевелились…
— Как!.. Как?.. Прочтите еще раз это место:
— «Завернутая в синюю бумагу жареная курица…»
— Вот буржуй анафемский!
— Реквизнуть бы!
— Хоть бы ножку одну сковырнуть…
Учитель перешел на описание внутренности общей залы, и все опять потухли. Опущенные скучающие головы поднялись только при магических словах: «Чичиков велел подать себе обед».
— Как обед!! Какой обед? Ведь у него же жареная курица была?!
— «Покамест ему подавали разные обычные в трактирах блюда, как-то: щи со слоеным пирожком, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок…»
— Да неужто ж не лопнул?!..
— Брехня!..
— Стой, товарищ! Посчитаем, сколько такой обед должен стоить. Клади на щи с пирожком — пятьсот тысяч, мозги — восемьсот тысяч…
— Это, может, твои мозги! Где ты жареные мозги с горошком и хлебом за восемьсот тысяч найдешь? Тут миллионов на шесть будет!..
Учитель усмехнулся.
— То, что Чичиков ел в трактире, — вздор! А вот послушайте, чем его угостила Коробочка. «Прошу покорно закусить», — сказала хозяйка. Чичиков оглянулся и увидел, что на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепешки со всякими припеками: припекой с лучком, припекой с маком, припекой с творогом, припекой с сняточками, и невесть чего не было… «Пресный пирог с яйцами», — сказала хозяйка. Чичиков подвинулся к пресному пирогу с яйцом и, съевши тут же с небольшим половину, похвалил его. — «А блинов?» — сказала хозяйка. Чичиков свернул три блина вместе и, обмакнув их в растопленное масло, отправил в рот, а губы и руки вытер салфеткой…
— Брехня!..
— Тьфу-ты, черт! — сплюнул кто-то. — А где он еще обедал?
— Дело не в этом. Я вам лучше прочту гениальное описание характера как самого Чичикова, так и его слуг.
— Нет, к черту! Это мимо.
— Не надо!
— Ну, описание Собакевича… хотите? Замечательно выпукло. Будто изваян резцом гениального скульп…
— А он у него обедал?
— Обедал.
— Что! Ну-ка что? Чего обедал?
— Щи, моя душа, сегодня очень хороши, — сказал Собакевич, хлебнувши щей и отваливши себе с блюда огромный кусок няни, известного блюда, которое подается к щам и состоит из бараньего желудка, начиненного гречневой кашей, мозгом и ножками.
— Возьмите барана! — сказал Собакевич, обращаясь к Чичикову: — это бараний бок с кашей. У меня, когда свинина, всю свинью давай на стол; баранина, — всего барана тащи; гусь, — всего гуся. За бараньим боком последовали ватрушки, из которых каждая была больше тарелки; потом индюк ростом с теленка, набитый всяким добром: яйцами, рисом, печенками и невесть чем!..